Драконья гавань - Страница 37

Вот скрупулезно скопированный ею свиток с седьмого яруса Трехога. Она дотошно срисовала оттуда каждый символ и, как сумела, воспроизвела загадочный тонкий узор, обрамлявший текст. На следующем листе превосходной бумаги лучшими черными чернилами был переписан перевод Клаймера с шести свитков Старших, красным цветом Элис пометила свои дополнения и исправления. Темно-синим добавила примечания и отсылки к другим свиткам.

— Какой обстоятельный труд! — с благоговением заключил капитан, отчего у Элис потеплело на душе.

— На эту работу ушли годы, — скромно отозвалась она.

Затем перевернула несколько страниц, чтобы показать срисованную картину Старших. Орнамент из листьев, раковин и рыб обрамлял абстрактный узор, выполненный в синих и зеленых оттенках.

— А вот этого не понимает никто. Вероятно, рисунок пострадал от времени или по какой-то причине не был закончен.

Брови капитана снова взлетели.

— Ну, мне он кажется вполне очевидным. Это подробная карта речного устья с отметками глубин, — сообщил он и осторожно провел по бумаге чешуйчатым пальцем. — Видишь, вот лучший проход. Разными оттенками синего отмечены глубины в прилив и отлив. Черным может быть обозначен глубокий фарватер для кораблей с низкой осадкой. Или сильное течение, или быстрина.

Элис всмотрелась в рисунок, затем подняла на капитана изумленный взгляд.

— Да, теперь я вижу. Ты узнал место?

Ее охватило волнение.

— Нет. Я никогда не был там. Но это точно речная карта, из тех, что сосредотачиваются на воде и не обращают внимания на сушу. Готов биться об заклад.

— Ты не мог бы посидеть со мной и растолковать эту карту? — попросила Элис. — Что могут означать вот эти волнистые линии?

Лефтрин с сожалением покачал головой.

— Боюсь, не сейчас. Я зашел только по-быстрому глотнуть кофе, и мне пора обратно под дождь. Уже темнеет, а драконы так и не собрались остановиться на ночлег. Мне лучше побыть на палубе. Если приходится идти по реке ночью, лишняя пара глаз никогда не помешает.

— Так ты все еще опасаешься белой воды?

Лефтрин поскреб в бороде, затем покачал головой.

— Думаю, угроза миновала. Трудно сказать. Дождь грязный и пахнет копотью. На палубе выглядит черным. Значит, где-то что-то происходит. Настоящую белую воду я видел всего дважды в жизни, и оба раза она пришла на следующий же день после землетрясения. Вода в реке постоянно становится то более, то менее едкой. Но, как мне кажется, если бы она должна была побелеть, это уже произошло бы.

— Что ж. Это уже радует.

Элис задумалась, что бы еще сказать, как бы еще немного задержать Лефтрина на камбузе, за разговором с ней. Но она понимала, что капитан занят делом, так что удержалась от подобных глупостей.

— Пора бы мне вернуться к работе, — с явной неохотой заключил тот.

С почти детским восторгом Элис вдруг поняла: сам он тоже жалеет, что не может остаться. С этим знанием отпустить его оказалось легче.

— Да. Ты нужен «Смоляному».

— Ну, порой я сомневаюсь, что «Смоляному» вообще хоть кто-то нужен. Но лучше будет, если я выйду и послежу за рекой. — Лефтрин помолчал, но все же решился добавить: — Хотя я бы предпочел не сводить глаз с тебя.

Она склонила голову, взволнованная комплиментом, а капитан засмеялся и вышел. Порыв ветра с шумом захлопнул за ним дверь. Элис вздохнула, затем улыбнулась тому, как нелепо себя ведет.

Она собралась было обмакнуть перо, но решила, что для примечания на листе, истолкованном Лефтрином, ей нужны синие чернила. Да, уверилась она, нужен синий цвет, и она обязательно укажет, кто высказал предположение. Ей было приятно представлять, как много лет спустя ученые прочтут его имя и удивятся, что простой речной капитан разрешил загадку, ставившую в тупик других. Элис отыскала маленький пузырек с чернилами, откупорила и макнула перо. Но кончик его остался сухим.

Она поднесла бутылочку к свету. Неужели она так много писала в пути? Видимо, да. Столько наблюдений, наведших ее на мысли или заставивших пересмотреть былые убеждения. Элис подумала, не стоит ли разбавить остатки водой, и скривилась. Нет. Это последнее средство. У Седрика в ящике с письменными принадлежностями, припомнила она, полно чернил. И она не навещала его с самого утра. Не худший предлог, чтобы заглянуть к больному.

Седрик проснулся, не резко, но как будто всплыв после нырка в черную глубину. Сон стекал с его разума, словно вода — с волос и кожи. Он открыл глаза в привычном сумраке каюты. Но что-то изменилось. Воздух оказался слегка холоднее и свежее обычного. Кто-то недавно открыл дверь. И вошел.

Он заметил силуэт, скрючившийся на полу у его постели. Услышал, как воровские руки ворошат ящики его гардероба. Медленно и незаметно Седрик сдвинулся так, чтобы выглянуть за край койки. В каюте было сумрачно. День снаружи уже мерк, а лампу он не зажигал. Единственным источником света служили маленькие «окна», через которые заодно проветривалось помещение.

Но существо на полу у постели сверкало медью и как будто отражало свет, который на него не падал. На глазах у Седрика оно шевельнулось, и блик прокатился вдоль чешуйчатой спины. Она роется в его вещах, выискивая потайной ящик, где спрятаны пузырьки с украденной у нее кровью!

Седрика охватил ужас, и он едва не обмочился.

— Прости! — выкрикнул он. — Мне ужасно жаль, правда. Я не знал, что ты такое. Прошу тебя, пожалуйста, отпусти меня. Оставь в покое мой разум. Пожалуйста.

— Седрик?

Медная драконица встала на дыбы и вдруг приобрела облик Элис.