Драконья гавань - Страница 121


К оглавлению

121

Течение похода изменилось, и никому не нравились эти перемены. Лодок и весел не хватало на всех хранителей, и они не могли следовать за драконами, как прежде. Некоторым приходилось оставаться на баркасе. После того как ребята денек послонялись без дела по палубе, Лефтрин понял, что это попросту опасно, и тут же нашел для всех занятия. Когда у него было время, он лично наблюдал за изготовлением новых весел для оставшихся лодок и прочими повседневными заботами. «Смоляной» не такое уж большое судно, так что подыскать работу для каждого было непросто. Тем не менее, они с Хеннесси постоянно выдумывали хранителям новые поручения. По опыту капитана, от бездельных рук на борту случаются одни неприятности.

И он уже замечал первые их признаки. Беллин как-то подошла к нему, смущенная и встревоженная, сообщить, что она говорила со Скелли об Алуме.

— Они не желают ничего дурного. Но их друг к другу влечет, они молоды, а обстоятельства сталкивают их почти каждый день. Я предостерегла ее. А тебе стоило бы поговорить с юношей, пока надежды не укоренились или все не кончилось плохо.

Лефтрин страшно не хотел этим заниматься. Но был должен — и как капитан, и как дядя. Теперь Скелли избегала его, а Алум, гордый, но вежливый, каждое утро отправлялся на охоту вместе с Грефтом. Тот был признателен за помощь, хотя сам капитан предпочел бы видеть юного хранителя в иной компании. Становилось все яснее, что Грефт не признает его власти и не прочь поднять на корабле бунт. Но что тут поделать? Грефт потребовал назад лодку, возвращенную Седриком и Карсоном. Лефтрин решил, что со стороны хранителей было весьма недальновидно ему уступить; при отплытии все лодки определенно считались общими. Но капитан не стал вмешиваться в дела хранителей. Он был по горло занят другими заботами. Грефт взял на себя охотничьи обязанности Джесса, и всех, кажется, это вполне устроило.

«Смоляной» известил его о крупном притоке до того, как тот стал виден. Ни малейшая перемена в реке еще не застала его врасплох. Баркас почуял его с самого утра, распробовал в воде и сообщил капитану. «Смоляной» всегда предпочитал места помельче и, когда русло сделалось глубже, снова прижался к восточному берегу. За несколько часов до того, как они достигли устья притока, до того, как увидели его своими глазами, Лефтрин ощутил его через чувства корабля. Когда они наконец добрались до слияния двух рукавов, питающих реку Дождевых чащоб, стало ясно, из которого в нее попадала едкая вода и пришел разлив, едва не сгубивший их всех. Широкое открытое русло западного притока по обоим берегам было усеяно мусором. Именно отсюда накатила смертоносная волна, уничтожая все на своем пути и оставляя на уцелевших деревьях гирлянды вырванной травы и сломанных веток. Солнечный свет играл на поверхности сероватой воды, так и зовущей двинуться вперед по прямому руслу.

Густо заросший камышом мыс отделял его от более спокойного восточного притока, где берега извилистой неглубокой реки утопали в высокой траве и камышах, а над водой свисали лианы. Драконы, не замешкавшись, выбрали западный приток, держась по возможности ближе к берегу. Они как обычно сильно обгоняли баркас, но Лефтрин прекрасно видел их благодаря прямому руслу. Они брели, растянувшись цепью. Охотники ушли вперед. Здесь, на открытом месте, свет так и играл на шкурах драконов. Золотистый Меркор шел первым, сразу за ним — громадный Кало. Остальные драконы: зеленые и алые, лиловые, оранжевые и синие — следовали за ними блистательным шествием. Релпда, медная драконица, и на редкость удачно названный Плевок замыкали процессию. Прямой открытый проток был залит солнцем и так и манил к себе. Им предстояло легкое плавание, и Лефтрину внезапно показалось, что Кельсингра должна быть где-то недалеко. Если им суждено найти древний город Старших, он наверняка окажется в конце этой сверкающей водной дороги.

Он уже предвкушал долгий, но легкий дневной переход, когда, внезапно накренившись, «Смоляной» уклонился к мысу и налетел на мель. Лефтрин пошатнулся и схватился за планшир, чтобы не упасть. Все, кто был на борту, встревоженно зашумели.

— Сварг, чтоб тебя! — прокричал Лефтрин.

— Это не я! — с ноткой гнева в голосе отозвался рулевой.

Лефтрин перегнулся через борт и поглядел вниз. Там, где встречались два потока, почти всегда образовывалась песчаная отмель. Своего рода мыс. «Смоляной» это знал, как и любой речник на его борту. «Смоляной» знал — и никогда прежде не садился на мель. Ни разу за много лет, даже до того, как Лефтрину выпала возможность перестроить судно. Тем не менее, сейчас они накрепко засели в грязи, и корабль не прилагал ни малейших усилий к тому, чтобы освободиться. Чепуха какая-то.

— «Смоляной», — негромко окликнул капитан, опершись о борт. — Что ты вытворяешь?

Внятного ответа он не услышал. Судно прочно засело в илистом дне.

— Капитан? — это был Хеннесси, на лице которого отражалось смятение.

— Не знаю, — ответил Лефтрин вполголоса на незаданный вопрос старпома и раздраженно вздохнул. — Приготовить запасные багры. Придется хранителям сегодня отработать свой хлеб. Давайте-ка уберемся с отмели и двинем дальше.

— Есть, — ответил Хеннесси и отправился отдавать приказы.

Лефтрин легонько сжал планшир.

— Скоро мы снимем тебя с этой мели, и ты снова двинешься в путь, — негромко пообещал он судну.

Но, отняв руки от борта, капитан задумался, что же почувствовал в ответ: согласие или удивление корабля.

По приказу Хеннесси хранители собрались на носовой палубе. Тимара трудилась на камбузе, отдирая со дна корабельных котлов застарелый нагар, когда неожиданный толчок швырнул ее на стол. Она выскочила на палубу посмотреть, чем вызван переполох, и изумлением выяснила, что судно село на мель. Такого не случалось еще ни разу. Они миновали немало притоков, питающих реку Дождевых чащоб: от узеньких ручейков, петляющих между деревьями, и до настоящих широких рек, прорезавших лесные заросли, прежде чем влить свои воды в общее русло. И «Смоляной» никогда не застревал в их устьях. Но на этот раз вышло иначе.

121