Драконья гавань - Страница 123

123

Некоторых драконов путешествие утомило и разочаровало, другие оставались так же полны рвения, как и в начале пути. Их мнения о походе разнились так же сильно, как и отношение к хранителям. Некоторые, казалось, сделались очень близки с людьми. Меркор и Сильве напоминали Тимаре давно женатых супругов. Они прекрасно знали друг друга, и один всегда радовался обществу другого. Тимара же с Синтарой так и не уладили своих разногласий, и с каждым новым днем девушка все сильнее сомневалась, что они когда-нибудь смогут договориться. Драконица, кажется, гневалась на нее, но Тимара никак не могла решить, что послужило этому изначальной причиной. Синтара по-прежнему считала себя вправе приказывать девушке, требовала, чтобы та чистила ее и удаляла паразитов с кожи вокруг глаз. Тимара, верная контракту, заботилась о драконице. Несмотря на постоянное недовольство Синтары, связь между ними крепла. Тимара гораздо яснее ощущала нужды драконицы, и когда та обращалась к ней, то смысл выходил далеко за рамки слов. Нечто более сильное и глубокое, чем привязанность, объединяло их. Эта связь не всегда нравилась им обеим, но она существовала на самом деле. Откуда она взялась — вот загадка. Элис по-прежнему навещала драконицу, но Синтара обращала на нее еще меньше внимания. И, как ни странно, женщина не принимала это близко к сердцу. Тимара порой задумывалась, на что же она отвлеклась, но чаще всего приходила к выводу, что Элис, как и сама Тимара, просто осознала, насколько она безразлична драконице.

Балиперу без Варкена было совсем одиноко. Хранители по очереди ухаживали за ним, но он почти ни с кем не разговаривал и вообще не проявлял интереса к людям. Некоторые драконы, похоже, понимали его скорбь, а другие из-за нее считали его слабым. Верас, подопечная Джерд, была недовольна тем, что хранительница уделяет ей мало внимания, и ее не волновало, кто слышит ее возмущенные тирады. Грефт еще ухаживал за Кало, но крайне небрежно, и тот уже почти неделю пребывал в дурном настроении. Тимаре казалось, что среди драконов что-то зреет — что-то, чем они не делятся со своими хранителями. И она страшилась того, чем это может оказаться. Иногда, позволяя мыслям блуждать, она перебирала все возможности: от предположения, что драконы их бросят, до жуткой догадки, что они накинутся на людей и съедят. Днем подобные страхи казались глупыми. Но только не глухой ночью.

— Ты! Тимара! Думаешь, ты тут для красоты стоишь? Вот еще свободный багор. Приспособь-ка себя к его концу.

Приказ Хеннесси выдернул Тимару из грез наяву. Она залилась румянцем и поспешила забрать последний оставшийся багор. Джерд так и держалась в сторонке, накрыв ладонью живот. Сильве стояла рядом с нею, сложив руки на груди и недовольно поджав губы. Она явно ожидала, что ей тоже выдадут багор, невзирая на малый рост.

— Я не жду от вас понимания того, что вы делаете, — продолжал распоряжаться Хеннесси, — но помощи жду. Все крайне просто. Упритесь баграми в ил. Когда я кричу, все толкают. Чтобы сняться с мели, многого не потребуется. Как только окажемся на плаву, вытаскивайте багры на палубу, только не вышибите друг другу мозги. Дальше за дело возьмется команда. Все готовы?

Тимара отыскала себе место рядом со Скелли. Багорщица улыбнулась ей.

— He переживай, сестренка. Это должно быть просто. А там и сможешь вернуться к котелкам на камбуз.

— О, только об этом я и мечтаю, — заверила ее Тимара, усмехнувшись в ответ.

Она поглядела на руки Скелли, скопировала ее хватку и позу. Та одобрительно кивнула.

— Толкаем! — прокричал Хеннесси, и все уперли багры в дно.

В ответ на их усилия баркас покачнулся, сдвинулся, снова покачнулся.

А затем «Смоляной» еще глубже увяз в иле.

Долгий день тянулся очень уж медленно.

Команда и хранители налегали на багры. Они толкали, баркас чуть сдвигался, а затем снова зарывался в дно. Еще долго после того, как Лефтрину стало ясно, что «Смоляной» противится всем попыткам снять его с мели, он упрямо заставлял людей работать. Сперва его отозвал в сторонку Хеннесси, затем к нему подошли Сварг с Беллин. Скелли угадала настроение дяди и не стала к нему приставать. На все вопросы Лефтрин отвечал кратко. Да, он видит, что баркас намеренно зарывается в дно. Да, он понимает, что это не случайность. Нет, он не хочет оставить попытки. И нет, он понятия не имеет, что так расстроило корабль.

Насколько было известно Лефтрину, за всю историю их семьи «Смоляной» ни разу не шел наперекор воле капитана. И он никак не мог поверить, что это происходит.

— Корабль, что тебя тревожит? — бормотал он вполголоса, стиснув планшир.

Но вокруг было слишком много суеты. Сбившиеся в кучку, болтающие хранители, встревоженная команда и собственное расстройство капитана мешали ему понять корабль. «Смоляной» поочередно передавал ему смятение, когда они пытались стронуть его с места, и решимость, когда сам зарывался еще глубже.

И не единожды за этот день Лефтрин молча клал руки на планшир и пытался выяснить, что же беспокоит его корабль. Но вопрос, что же не так, вызывал у корабля лишь смутный отклик, что «это не так».

— Да что значит — не так? — в итоге, не выдержав, заорал капитан вслух.

Все обернулись к нему. Скелли потрясенно раскрыла рот. Единственный ответ, какого он добился от корабля, не имел ни малейшего смысла.

«Вода не та, река не та».

Ничего вразумительного. Так что Лефтрин уперся почище «Смоляного», вцепившегося всеми лапами в дно, и снова и снова заставлял команду и хранителей работать баграми, сталкивая судно. Дважды баркас разворачивало, он почти снимался с мели, но только для того, чтобы неожиданно зарыться в ил другим концом. Расстройства капитану прибавляло подозрение, что судно потешается над тщетными усилиями людей.

123